07.02.2007 в 00:09
Пишет Arin Levindor:Умереть в Буэнос-Айресе, на рассвете (с)
Такие полотна пишутся не маслом, не акрилом. Их пишет уличная ночь. Черная лента на тулье шляпы. Месячная кровь и сперма. Монотонно качающиеся тела. Монастырская настороженная строгость ночного бара - до последнего посетителя. Последним может оказаться любой. Стакан виски напросвет, узкая спина женщины напротив. Бесстрастие страсти, что в танго, что в севильяне. Проститутка у стены - ее коричневые скулы темны и высоки, как у Богоматери Гваделупской - "индиты". Ни одного лишнего звука, складки подолов беззвучия, черепаховый гребень - венец беззвучия, матовая темнота беззвучия, слышно как падает на стол столбик папиросного пепла, как размеренно гудят, с прищелком на провороте, лопасти старого вентилятора, как интимно трескается в стакане кубик льда, как сухая ладонь скользит по шелку. Состояние "дуэнде" - одержимости танца, преступления и святости, миновало - вступает пурпурная нота - шмелиная виолончель брухо. Чародейство, булавка воткнутая в глаз помятой фотокарточки. И пары и солистки навечно внесены в перечень беззвучных вещей. Если прикоснуться к живой неподвижной коже, тут же отдернешь руку - под кожей - царская водка, последняя точка кипения. То, что молчит, как пепел в печи, достаточно сдуть невесомый белый налет - и низовой черный огонь перейдет на пальцы, обуглит кости изнутри, продленный акт веры. Ночь печали. Пещерные своды неба, Южный Крест- его не видно, потому что не видно ничего, нет глаз, осталось только осязание, и запах табачного дыма, белых цветов за спиной, бензиновых паров, женской промежности, жареного арахиса, канифоли и алоэ.
Сукровичный колер кирпичной крошки. Веер.
Еще немного. Полшага до ловушки. Удушье. Так начинается brujo.
betty_martin (с)
Продолжение в комментах.
Много Буэнос-Айреса, аргентиского танго,и фламенко .
Все это на фоне картин Фабиана Переса.
URL записиТакие полотна пишутся не маслом, не акрилом. Их пишет уличная ночь. Черная лента на тулье шляпы. Месячная кровь и сперма. Монотонно качающиеся тела. Монастырская настороженная строгость ночного бара - до последнего посетителя. Последним может оказаться любой. Стакан виски напросвет, узкая спина женщины напротив. Бесстрастие страсти, что в танго, что в севильяне. Проститутка у стены - ее коричневые скулы темны и высоки, как у Богоматери Гваделупской - "индиты". Ни одного лишнего звука, складки подолов беззвучия, черепаховый гребень - венец беззвучия, матовая темнота беззвучия, слышно как падает на стол столбик папиросного пепла, как размеренно гудят, с прищелком на провороте, лопасти старого вентилятора, как интимно трескается в стакане кубик льда, как сухая ладонь скользит по шелку. Состояние "дуэнде" - одержимости танца, преступления и святости, миновало - вступает пурпурная нота - шмелиная виолончель брухо. Чародейство, булавка воткнутая в глаз помятой фотокарточки. И пары и солистки навечно внесены в перечень беззвучных вещей. Если прикоснуться к живой неподвижной коже, тут же отдернешь руку - под кожей - царская водка, последняя точка кипения. То, что молчит, как пепел в печи, достаточно сдуть невесомый белый налет - и низовой черный огонь перейдет на пальцы, обуглит кости изнутри, продленный акт веры. Ночь печали. Пещерные своды неба, Южный Крест- его не видно, потому что не видно ничего, нет глаз, осталось только осязание, и запах табачного дыма, белых цветов за спиной, бензиновых паров, женской промежности, жареного арахиса, канифоли и алоэ.
Сукровичный колер кирпичной крошки. Веер.
Еще немного. Полшага до ловушки. Удушье. Так начинается brujo.
betty_martin (с)
Продолжение в комментах.
Много Буэнос-Айреса, аргентиского танго,и фламенко .
Все это на фоне картин Фабиана Переса.